и Австрии (хотя сам Готвальд и просил об этом). Инструкции В. М. Молотова своему заместителю В. А. Зорину, срочно направленному в Прагу, называли такого рода предложения нецелесообразными»[1050].

Действительно, вмешательство Москвы было немного другого рода. Вспоминает Судоплатов: «Молотов вызвал меня в свой кремлевский кабинет и приказал ехать в Прагу и, организовав тайную встречу с Бенешем, предложить ему с достоинством покинуть свой пост, передав власть Готвальду, лидеру компартии Чехословакии». Доверенное лицо должно было продемонстрировать президенту документы, напоминавшие о его контактах с советскими спецслужбами и финансировании из Москвы[1051].

Сыграли ли свою роль аргументы Молотова или Бенеш сам предпочел уйти на покой, но через месяц он действительно передал власть Готвальду. Но еще больший резонанс в мире вызвала судьба Масарика, который 10 марта выбросился из окна Чернинского дворца, где располагался МИД. Существует предсмертная записка Масарика, адресованная Сталину: «Готовится почва для установления полицейского, авторитарного режима. Я не могу жить без свободы, но и не в силах ее отстаивать»[1052]. Масарик имел репутацию друга Запада. И именно этот эпизод убедил Конгресс США утвердить трумэновскую программу восстановления Европы[1053].

Серьезные нагативные последствия имела телеграмма, которую 5 марта генерал Клей прислал из Берлина: «В последние недели отмечены резкие изменения в поведении советской стороны, которые я не могу идентифицировать, но которые наводят на мысль, что война может вспыхнуть драматично и неожиданно». Трудно сказать, что так напугало генерала, но Трумэн воспринял угрозу всерьез. «В верхних эшелонах власти началась предвоенная паника, усугубленная докладом Центрального разведывательного управления президенту 16 марта, в котором говорилось, что “войну следует ожидать в пределах шестидесяти дней”» [1054], — свидетельствовал Кеннан.

Трумэн немедленно одобрил Брюссельский договор о создании Западного союза Англии, Франции, Нидерландов, Бельгии и Люксембурга и обещал новоиспеченной организации американскую помощь. Последовал отказ США, Великобритании и Франции продолжать работу в Контрольном совете по Германии. На этом фоне посол Смит появился у Молотова 4 мая и неожиданно заявил:

— Правительство Соединенных Штатов не потеряло надежды на то, что произойдет поворот, который даст возможность найти путь к установлению хороших и разумных отношений между Соединенными Штатами и Советским Союзом, а также приведет к ослаблению напряжения, оказывающего столь неблагоприятное влияние на международное положение.

— За время своего пребывания в Советском Союзе вы могли бы убедиться, что советское правительство не преследует агрессивных целей в своей внешней политике[1055].

В Москве не могли понять, что же Вашингтон имел в виду. На самом деле Маршалл желал показать, что США не собирались Москву «прижать к закрытой двери и готовы к переговорам по всем проблемам в любое время»[1056]. Не более того. Но Сталин и Молотов сделали вид, что получили чуть ли не приглашение на саммит. 9 мая Молотов пригласил к себе Смита и высказал перечень претензий к политике Соединенных Штатов. Ключевые слова прозвучали в начале:

— Советское правительство положительно относится к пожеланию правительства США улучшить отношения и согласно с предложением приступить с этой целью к обсуждению и урегулированию существующих между нами разногласий[1057].

А 10 мая ТАСС выпустило сообщение, из которого можно было сделать вывод о скором начале переговоров двух держав, что стало главной новостью во всем мире. Одна французская газета вышла с заголовком «Холодной войны больше нет». Белый дом поспешил откреститься от этого[1058]. Однако, с явным неудовольствием отмечало посольство США в Москве, «значительная часть мировой прессы и общественного мнения продолжает считать, что Молотов дал положительный ответ на приглашение США к переговорам по жизненно важным проблемам, которые Соединенные Штаты теперь отвергли, что свидетельствует о слабости и ненадежности американцев»[1059]. Этот эпизод получил название «советского мирного наступления», или «мирного наступления Молотова» 1948 года. Но вскоре оно захлебнется в Берлинском кризисе.

7 июня Великобритания, США, Франция, Бельгия, Нидерланды и Люксембург заявили о намерении создать в западных оккупационных зонах Федеративное Германское государство. 11 июня Конгресс США, окончательно порывая с традицией изоляционизма, принял резолюцию Ванденберга, впервые в истории разрешавшую участие США в военных союзах за пределами Западного полушария в мирное время. 18 июня западные державы уведомили Москву, что новая денежная единица — немецкая марка заменяет рейхсмарку в западных зонах, а 23-го — распространили свою денежную реформу на западные секторы Берлина. В ответ, сославшись на «технические трудности», Советский Союз объявил о закрытии железнодорожных, шоссейных, водных путей, связывавших Берлин с Западом. Запад воспринял это как блокаду и агрессию. Чего добивалась Москва? «Целью тактики давления Сталина было заставить западные державы пересмотреть лондонское коммюнике и вернуться к переговорам в формате СМИД»[1060], — справедливо замечает Джеффри Робертс.

Для обеспечения поддержки этому шагу и для выработки общей позиции было созвано совещание министров иностранных дел восьми восточноевропейских государств в Варшаве, куда поехал и Молотов. Западному блоку и США был продемонстрирован возможный прообраз будущего «Восточного блока». 6 июля в Вашингтоне начались переговоры правительств США и Канады со странами Западного союза по проекту Североатлантического договора. 31 июля Смит привез Молотову предложение о переговорах по урегулированию кризиса: западные страны будут представлять их послы в Москве. 2 августа Сталин принял послов Смита, Шатеньо и Робертса, которые подчеркнули «неоспоримое право» их стран на оккупацию Берлина. Советский премьер назвал причины установления блокады: решение о создании западногерманского государства, денежная реформа, способная расстроить хозяйство в советской зоне.

«Берлин перестал быть столицей Германии. В Германии оказалось две столицы: одна на западе, другая на востоке. После всех этих изменений, конечно, право трех держав держать свои войска в Берлине потеряло юридическую почву… Если хотите вести переговоры, то надо отложить создание западногерманского правительства. Если все будет создано, то переговоры будет вести не о чем», — подчеркнул Молотов.

Сталин предложил повысить уровень обсуждения до СМИД и сделать предметом переговоров вопросы репараций, демилитаризации Германии, создания германского правительства, мирного договора с Германией, контроля над Руром. Формула решения конфликта, предложенная Сталиным и Молотовым, — отменить особую валюту (марки «Б») в западных секторах Берлина и ввести валюту советской зоны (дойчемарка), снять транспортные ограничения, отложить создание западногерманского правительства[1061]. Смит докладывал в Вашингтоне 3 августа, что «и Молотов, и Сталин находятся в весьма хорошем и конструктивном настроении», «русские не хотят войны» и готовы пойти навстречу[1062].

6 августа три посла появились у Молотова с ответами от своих правительств. Они в принципе могли принять формулу «в отношении валюты в Берлине при условии соблюдения некоторых технических требований», подождать с созданием правительства Западной Германии. Но